Неточные совпадения
Ехать пришлось недолго; за городом, на огородах, Захарий повернул на узкую дорожку среди заборов и плетней, к двухэтажному деревянному
дому; окна нижнего этажа были частью заложены кирпичом, частью забиты досками, в окнах верхнего не осталось ни одного целого стекла, над воротами дугой изгибалась ржавая вывеска, но еще хорошо
сохранились слова: «Завод искусственных минеральных вод».
У меня
сохранилась запись очевидца о посещении этой трущобы: «Мне пришлось, — пишет автор записи, — быть у одного из чиновников, жившего в этом
доме.
В Чибисани же, говорят, до сих пор еще
сохранились в целости избы, часовня и даже
дом, в котором помещалась школа.
Михаил Александрович на днях отправил табачницу вроде вашей, где представлена сцена, происходящая между вами, Бобрищевым-Пушкиным и Кюхельбекером. Он будет доволен этим воспоминанием, освященным десятилетнею давностию… [
Сохранился рисунок 1830-х гг., где изображены И. Д. Якушкин, П. С. Бобрищев-Пушкин и М. К. Кюхельбекер перед зданием петровской тюрьмы (см. Записки И. Д, Якушкина, 1951, вкладка к стр. 256); подлинный — в Пушкинском
Доме.]
Последние известия из Иркутска у меня от 3 мая: М. Н. мне пишет обо всем, [М. Н. — Волконская;
сохранились интересные письма ее (22) к Пущину за 1839–1841, 1843 и 1847 гг. (РО, ф. 243); в письмах — много для характеристики взаимоотношений Волконской и Пущина.] рассказывает о посещении в Оёк, в именины Лизы была у них с детьми и хвалит новый
дом Трубецких, который на этот раз, как видно из ее описания, не соображен по теории Ноева ковчега. Все там здоровы и проводят время часто вместе.
Сохранились тоже они по деревням и по губернским городам между дворнями больших помещичьих
домов.
Старинные семьи, вроде Колобовых, Савиных, Пазухиных и др., все жили в заречной, в крепких старинных
домах, в которых на вышках еще
сохранились рамы со слюдой вместо стекол.
Вместо того чтоб идти присмотреть за извергом Никиткой, Настасья Петровна проходит в зал, оттуда коридором в свою комнату, оттуда в темную комнатку, вроде чуланчика, где стоят сундуки, развешана кой-какая одежда и
сохраняется в узлах черное белье всего
дома.
Аркадина. Затем я корректна, как англичанин. Я, милая, держу себя в струне, как говорится, и всегда одета и причесана comme il faut. [Как следует (фр.).] Чтобы я позволила себе выйти из
дому, хотя бы вот в сад, в блузе или непричесанной? Никогда. Оттого я и
сохранилась, что никогда не была фефелой, не распускала себя, как некоторые… (Подбоченясь, прохаживается по площадке.) Вот вам, — как цыпочка. Хоть пятнадцатилетнюю девочку играть.
Все смеялись, говорили, что
дом прескверный, и еще более подстрекнули мою восторженность, сказав, что некоторая мебель, принадлежавшая некогда Ломоносову,
сохранилась и теперь, что в кабинете стоит письменный стол, забрызганный чернилами с пера Ломоносова…
— Ох, этот скромный круг! Император Август, который разделял ваши славянские теории, держал дочь
дома и с улыбкой говорил спрашивавшим о ней: «
Дома сидит, шерсть прядет». Ну, а знаете, нельзя сказать, чтоб нравы ее
сохранились совершенно чистыми. По-моему, если женщина отлучена от половины наших интересов, занятий, удовольствий, так она вполовину менее развита и, браните меня хоть по-чешски, вполовину менее нравственна: твердая нравственность и сознание неразрывны.
Такое расположение
домов очень давнее: в старые годы русская община всегда так строилась; теперь редко где
сохранился круговой порядок стройки, все почти наши селенья как по струнке вытянулись в длинные улицы или односторонки.
Этот обычай еще
сохранился по городам в купеческих
домах, куда не совсем еще проникли нововводные обычаи, по скитам, у тысячников и вообще сколько-нибудь у зажиточных простолюдинов.
Божий храм чудом
сохранился на половину от пожара: в то врёмя как рухнул весь купол, загоревшийся, очевидно, от ближайших изб, крошечная колокольня уцелела, одиноко уходя своим стрельчатым верхом в небо, как бы жалуясь ему на жестокую несправедливость людей, допустивших врагов разрушить
дом Божий.
Просторную луговину, где шли когда-то, слева вглубь, барские огороды, а справа стоял особый дворик для борзых и гончих щенков, замыкал частокол, отделяющий усадьбу от деревенской земли, с уцелевшими пролетными воротами. И службы
сохранились: бревенчатый темный домик — бывшая людская, два сарая и конюшня; за ними выступали липы и березы сада; прямо, все под гору, стоял двухэтажный
дом, светло-серый, с двумя крыльцами и двумя балконами. Одно крыльцо было фальшивое, по-старинному, для симметрии.
Домик стоял на углу, у подъема к тому урочищу, что зовется Баскачихой, про которую упоминал отец настоятель, когда вел с ним беседу о кладенецкой старине. Совсем почернел он; был когда-то выкрашен, только еще на ставнях
сохранились следы зеленой краски; смотрел все-таки не избой, а обывательским
домом.
Не скажу, чтобы и уличная жизнь казалась мне «столичной»; езды было много, больше карет, чем в губернском городе; но еще больше простых ванек. Ухабы, грязные и узкие тротуары, бесконечные переулки, маленькие
дома — все это было, как и у нас. Знаменитое катанье под Новинским напомнило, по большому счету, такое же катанье на Масленице в Нижнем, по Покровке — улице, где я родился в
доме деда. Он до сих пор еще
сохранился.
Сохранилась у меня в памяти и его дикция, с каким-то не совсем русским, но, несомненно, барским акцентом. В обществе он бойко говорил по-французски. В Нижнем его принимали; но в Казани — в тамошнем монде, на вечерах или дневных приемах, — я его ни в одном
доме не встречал.
От этой эпохи
сохранилась четырехугольная площадь, вся обставленная
домами с архитектурой Возрождения и с конной статуей короля Людовика XIII посредине небольшого сквера.
Летом он приезжал к сестре, и здесь устраивались свиданья между ним и Иваном Осиповичем Лысенко, сын которого Ося на время летних вакаций всегда отправлялся на побывку к княгине Полторацкой и был желанным гостем в ее
доме, как сын задушевного друга ее брата и, наконец, как сын человека, о котором у княгини
сохранились более нежные воспоминания.
Дом Ивана Ивановича Шувалова был одним из красивейших
домов в Петербурге в Елизаветинское время. Он стоял на углу Невского проспекта и Большой Садовой и
сохранился до сегодня. В нем так долго на нашей памяти помещался трактир Палкина, а затем фортепианный магазин Шредера.
Дом был выстроен в два этажа, по плану архитектора Кокоринова, ученика знаменитого Растрелли.
«Это она, наверное она… — раздумывал он. — Она не хочет подходить близко к ненавистному для нее
дому… При ней около этого колодца были расположены казармы рабочих, шла оживленная работа, сколько раз она вместе со мной ходила на прииск, об этом месте у нее
сохранились отрадные воспоминания детства… Потому-то она и назначает мне свидание именно там…»
Он прошел из залы, какие еще
сохранились в губернских городах, сейчас же налево, в дверку, спустился две ступеньки и через темный коридорчик попал в свое отделение — две обширные комнаты, ниже остальной части
дома, выходившие окнами в сад.
Как
сохранилась к Танюше привязанность княжны, так не исчезла и антипатия к ней Яши, ставшего уже Яковом Потаповичем, не любил он ее одну, кажись, во всем княжеском
доме.